Приветствую Вас Гость | RSS

Мой сайт

Вторник, 19.03.2024, 10:14

             Стихи о Великой Отечественной Войне

А думал я,
Что как увижу мать —
Так упаду к ногам её...
Но вот,
Где жжёт роса, в ботве стою
 опять.
Вязанку хвороста межой она несёт.
Такая старая, невзрачная на вид,
Меня ещё не замечая, вслух,
Сама с собой о чём-то говорит...
Окликнуть? Нет, так испугаю вдруг.
Но вот — сама заметила уже,
Забыв и ношу бросить на меже,
Не видя ничего перед собой,
Летит ко мне:
— Ах боже, гость какой!
А я, как сердце чуяло, в лесу
Ещё с утра спешила всё домой.
— Давай, мамуся,
 хворост поднесу! —
И мать заплакала, шепча:
— Сыночек мой...—
С охапкой невесомою в руках
Близ почерневших пятнами бобов
Распрашиваю я... о пустяках:
— Есть ли орехи?
 Много ли грибов?.. —
А думал, там, в пристрелянных
 снегах,
Что, если жив останусь и приду,—
Слёз не стыдясь,
При людях, на виду,
На улице пред нею упаду.
Виктор Гончаров
А всё случилось очень просто...
Открылась дверь, и мне навстречу
Девчурка маленького роста,
Девчурка, остренькие плечи!

И котелок упал на камни.
Четыре с лишним дома не был...
А дочка, разведя руками,
Сказала: "Дядя, нету хлеба!"

А я её схватил — и к звёздам!
И целовал в кусочки неба.
Ведь это я такую создал.
Четыре с лишним дома не был...

Михаил Светлов
ИТАЛЬЯНЕЦ

Черный крест на груди итальянца, 
Ни резьбы, ни узора, ни глянца,- 
Небогатым семейством хранимый 
И единственным сыном носимый...

Молодой уроженец Неаполя! 
Что оставил в России ты на поле? 
Почему ты не мог быть счастливым 
Над родным знаменитым заливом?

Я, убивший тебя под Моздоком, 
Так мечтал о вулкане далеком! 
Как я грезил на волжском приволье 
Хоть разок прокатиться в гондоле!

Но ведь я не пришел с пистолетом 
Отнимать итальянское лето, 
Но ведь пули мои не свистели 
Над священной землей Рафаэля!

Здесь я выстрелил! Здесь, где родился, 
Где собой и друзьями гордился, 
Где былины о наших народах 
Никогда не звучат в переводах.

Разве среднего Дона излучина 
Иностранным ученым изучена? 
Нашу землю - Россию, Расею - 
Разве ты распахал и засеял?

Нет! Тебя привезли в эшелоне 
Для захвата далеких колоний, 
Чтобы крест из ларца из фамильного 
Вырастал до размеров могильного...

Я не дам свою родину вывезти 
За простор чужеземных морей! 
Я стреляю - и нет справедливости 
Справедливее пули моей!

Никогда ты здесь не жил и не был!.. 
Но разбросано в снежных полях 
Итальянское синее небо, 
Застекленное в мертвых глазах...

1943


    ПЕРЕД АТАКОЙ

Когда на смерть идут,- поют, а перед этим можно плакать. Ведь самый страшный час в бою - час ожидания атаки. Снег минами изрыт вокруг и почернел от пыли минной. Разрыв - и умирает друг. И, значит, смерть проходит мимо. Сейчас настанет мой черед, За мной одним идет охота. Ракеты просит небосвод и вмерзшая в снега пехота. Мне кажется, что я магнит, что я притягиваю мины. Разрыв - и лейтенант хрипит. И смерть опять проходит мимо. Но мы уже не в силах ждать. И нас ведет через траншеи окоченевшая вражда, штыком дырявящая шеи. Бой был коротким. А потом глушили водку ледяную, и выковыривал ножом из-под ногтей я кровь чужую. 1942 (Во весь голос. Soviet Poetry. Progress Publishers, Moscow.)

    МОЕ ПОКОЛЕНИЕ

Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели. Мы пред нашим комбатом, как пред господом богом, чисты. На живых порыжели от крови и глины шинели, на могилах у мертвых расцвели голубые цветы. Расцвели и опали... Проходит четвертая осень. Наши матери плачут, и ровесницы молча грустят. Мы не знали любви, не изведали счастья ремесел, нам досталась на долю нелегкая участь солдат. У погодков моих ни стихов, ни любви, ни покоя - только сила и зависть. А когда мы вернемся с войны, все долюбим сполна и напишем, ровесник, такое, что отцами-солдатами будут гордится сыны. Ну, а кто не вернется? Кому долюбить не придется? Ну, а кто в сорок первом первою пулей сражен? Зарыдает ровесница, мать на пороге забьется,- у погодков моих ни стихов, ни покоя, ни жен. Кто вернется - долюбит? Нет! Сердца на это не хватит, и не надо погибшим, чтоб живые любили за них. Нет мужчины в семье - нет детей, нет хозяина в хате. Разве горю такому помогут рыданья живых? Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели. Кто в атаку ходил, кто делился последним куском, Тот поймет эту правду,- она к нам в окопы и щели приходила поспорить ворчливым, охрипшим баском. Пусть живые запомнят, и пусть поколения знают эту взятую с боем суровую правду солдат. И твои костыли, и смертельная рана сквозная, и могилы над Волгой, где тысячи юных лежат,- это наша судьба, это с ней мы ругались и пели, подымались в атаку и рвали над Бугом мосты. ...Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели, Мы пред нашей Россией и в трудное время чисты. А когда мы вернемся,- а мы возвратимся с победой, все, как черти, упрямы, как люди, живучи и злы,- пусть нами пива наварят и мяса нажарят к обеду, чтоб на ножках дубовых повсюду ломились столы. Мы поклонимся в ноги родным исстрадавшимся людям, матерей расцелуем и подруг, что дождались, любя. Вот когда мы вернемся и победу штыками добудем - все долюбим, ровесник, и работу найдем для себя. (60 лет советской поэзии. Собрание стихов в четырех томах. Москва, "Художественная Литература", 1977) x x x Я в гарнизонном клубе за Карпатами читал об отступлении, читал о том, как над убитыми солдатами не ангел смерти, а комбат рыдал. И слушали меня, как только слушают друг друга люди взвода одного. И я почувствовал, как между душами сверкнула искра слова моего. У каждого поэта есть провинция. Она ему ошибки и грехи, все мелкие обиды и провинности прощает за правдивые стихи. И у меня есть тоже неизменная, на карту не внесенная, одна, суровая моя и откровенная, далекая провинция - Война... (Семен Гудзенко. Стихотворения. Москва, "Современник", 1985.) x x x Я был пехотой в поле чистом, в грязи окопной и в огне. Я стал армейским журналистом в последний год на той войне. Но если снова воевать... Таков уже закон: пускай меня пошлют опять в стрелковый батальон. Быть под началом у старшин хотя бы треть пути, потом могу я с тех вершин в поэзию сойти. Действующая армия, 1943-1944 (Семен Гудзенко. Стихотворения. Москва, "Современник", 1985.)

    МОГИЛА ПИЛОТА

Осколки голубого сплава Валяются в сухом песке. Здесь все: и боевая слава И струйка крови на виске... Из боя выходила рота, Мы шли на отдых, в тишину И над могилою пилота Почувствовали всю войну. Всю. От окопов и до тыла, Ревущую, как ястребок. И отдых сделался постылым И неуютным городок. Мы умираем очень просто, По нас оркестры не звенят. Пусть так у взорванного моста Найдут товарищи меня. (Литературное наследство. Советские писатели на фронтах Великой Отечественной Войны. Москва, "Наука", 1966.) x x x На снегу белизны госпитальной умирал военврач, умирал военврач. Ты не плачь о нем, девушка, в городе дальнем, о своем ненаглядном, о милом не плачь. Наклонились над ним два сапера с бинтами, и шершавые руки коснулись плеча. Только птицы кричат в тишине за холмами. Только двое живых над убитым молчат. Это он их лечил в полевом медсанбате, по ночам приходил, говорил о тебе, о военной судьбе, о соседней палате и опять о веселой военной судьбе. Ты не плачь о нем, девушка, в городе дальнем, о своем ненаглядном, о милом не плачь. ..Одного человека не спас военврач - он лежит на снегу белизны госпитальной. 1945, Венгрия (Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.) x x x Мы не от старости умрем,- от старых ран умрем. Так разливай по кружкам ром, трофейный рыжий ром! В нем горечь, хмель и аромат заморской стороны. Его принес сюда солдат, вернувшийся с войны. Он видел столько городов! Старинных городов! Он рассказать о них готов. И даже спеть готов. Так почему же он молчит?.. Четвертый час молчит. То пальцем по столу стучит, то сапогом стучит. А у него желанье есть. Оно понятно вам? Он хочет знать, что было здесь, когда мы были там... *1946* (Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.) НЕБЕСА Такое небо! Из окна посмотришь черными глазами, и выест их голубизна и переполнит небесами. Отвыкнуть можно от небес, глядеть с проклятьем и опаской, чтоб вовремя укрыться в лес и не погибнуть под фугаской. И можно месяц, можно два под визг сирен на землю падать и слушать, как шумит трава и стонет под свинцовым градом. Я ко всему привыкнуть смог, но только не лежать часами. ...И у расстрелянных дорог опять любуюсь небесами.

    1942

    *****
    На Земле
    безжалостно маленькой
    жил да был человек маленький.
    У него была служба маленькая.
    И маленький очень портфель.
    Получал он зарплату маленькую...
    И однажды —
    прекрасным утром —
    постучалась к нему в окошко
    небольшая,
    казалось,
    война...
    Автомат ему выдали маленький.
    Сапоги ему выдали маленькие.
    Каску выдали маленькую
    и маленькую —
    по размерам —
    шинель.

    ...А когда он упал —
    некрасиво, неправильно,
    в атакующем крике вывернув рот,
    то на всей земле
    не хватило мрамора,
    чтобы вырубить парня
    в полный рост!

    ******
    Роберт Рождественский


    Любимейшее: 
    Братские могилы

    На братских могилах не ставят крестов
    И жены на них не рыдают.
    К ним кто-то приносит букеты цветов, 
    И вечный огонь зажигают.

    Здесь раньше вставала земля на дыбы,
    А нынче гранитные плиты.
    Здесь нет ни одной персональной судьбы - 
    Все судьбы в единую слиты.

    А в вечном огне видишь вспыхнувший танк, 
    Горящие русские хаты, 
    Горящий Смоленск и горящий Рейхстаг, 
    Горящее сердце солдата.

    У братских могил нет заплаканых вдов -
    Сюда ходят люди покрепче.
    На братских могилах не ставят крестов, 
    Но разве от этого легче?!

    На братских могилах не ставят крестов,
    И вдовы на них не рыдают.
    К ним кто-то приносит букеты цветов
    И вечный огонь зажигают...

    Владимир Высоцкий